16.05.2013
УФСИН по Забайкальскому краю: «С исполнением закона об ограничении цензуры писем осужденных и подследственных на практике возникает масса сложностей»
Схема работы с входящей и исходящей корреспонденцией была отработана годами и ни разу не давала сбоев. Однако в январе 2013-го ситуация поменялась: как говорят сотрудники канцелярий уголовно-исполнительной системы, в процедуре учета переписки осужденных с внешним миром началась полнейшая неразбериха. О том, как и почему это произошло, шла речь на недавнем семинаре с участием заведующих канцеляриями учреждений УФСИН по Забайкальскому краю. На совещании присутствовали начальник регионального Управления ФСИН полковник внутренней службы Владимир Никитеев и помощник руководителя по соблюдению прав человека полковник внутренней службы Александр Исаков. Они подчеркнули, что, не имея единого алгоритма работы с обращениями осужденных и ответами на них, недолго погрязнуть в документационных ошибках и быть за это серьезно наказанными. Итак, о чем речь? Дело в том, что 30 декабря 2012 года был принят, а в январе 2013-го уже начал действовать федеральный закон, внесший изменения в Уголовно-исполнительный кодекс (УИК) РФ. Корректировке подверглись сразу несколько статей, в том числе положения, закрепленные в ст. 15 УИК и касающиеся права осужденных и подследственных на переписку. Согласно законодательным новшествам, отныне почти на весь массив почтового «общения» спецконтингента со сторонними организациями и учреждениями (за исключением, разве что, переписки с родными и близкими) был наложен запрет цензуры. Иными словами, сотрудникам канцелярий исправительных учреждений и следственных изоляторов запретили читать или даже просматривать почту, как исходящую от осужденных и подследственных, так и поступающую на их имя.
А СМЫСЛ?
Принимались эти изменения с одной единственной и, судя по всему, благой целью – гарантировать спецконтингенту возможность на защиту своих прав и законных интересов посредством написания жалоб, ходатайств, заявлений и предложений, суть которых остается неизвестной сотрудникам администрации мест лишения свободы. По замыслу законодателей, жалоба, направленная осужденным на имя прокурора или в суд и не прочтенная сотрудниками колонии, имеет гораздо больше шансов быть рассмотренной и удовлетворенной, нежели та, с текстом которой ознакомились в исправительном учреждении. - В принципе, логика в этом есть, - согласился помощник начальника регионального УФСИН Александр Исаков. - Но только если не брать в расчет реальное положение дел. А оно таково, что 60 процентов всех жалоб и ходатайств поступают от одних и тех же якобы незаконно осужденных сидельцев, которым и прокуроры, и суды, и уполномоченные уже неоднократно давали разъяснения и которые, конечно же, не удовлетворили жалобщиков. Еще 20 процентов исходящей корреспонденции содержательно касаются просьб о переводе в колонию другого региона (как правило, - откуда родом автор обращения), но администрация исправительного учреждения обычно в курсе таких вопросов и готова без каких-либо писем заключенного объяснить ему, на каких основаниях суд определил для отбывания наказания именно эту колонию. Еще примерно десять процентов писем подследственных и осужденных, рассказал Александр Анатольевич, – это так называемая «бытовуха», вопросы, которые при желании можно решить, не прибегая к эпистолярному жанру. К примеру, можно попросить колонийского медика назначить обследование желудка, а не писать жалобу об «ужасающем качестве приготовления пищи в местной столовой». Наконец, только оставшиеся 10 процентов обращений, направляемых спецконтингентом в прокуратуру, суды и другие органы исполнительной власти, требуют вмешательства вышестоящих и надзорных органов. Это, допустим, жалобы на перебои с поставкой воды или безосновательные задержки в выдаче посылок по вине сотрудников колонии. Возможно, именно ради этих десяти процентов обращений и вводилась цензура на переписку осужденных с внешним миром. - С другой стороны, - рассуждает Александр Исаков, - неужели начальник колонии не устранил бы подобные нарушений, узнай он о них от самого осужденного, а не от прокурорского работника? Но – закон есть закон. Он принят, и его необходимо исполнять, независимо от сомнительности смысловой нагрузки.
РЕГИСТРАЦИЯ ВСЛЕПУЮ
И опять-таки: как исполнять, если запрет на цензуру уже наложен, а механизм регистрации входящих и исходящих писем еще не до конца разработан? По словам начальника секретариата УФСИН по Забайкальскому краю Людмилы Северюхиной, сложности с учетом обращений осужденных и лиц, находящихся под стражей, возникают буквально на каждом шагу. – Если раньше, зная смысл письма осужденного в ту или иную инстанцию, мы при отправке регистрировали его в журнале как «жалобу», «обращение» или «ходатайство» для дальнейшего учета по видам обращений, то сейчас мы имеем право фиксировать только наименование адресата и ФИО отправителя, - говорит Людмила Владимировна. Еще больше проблем возникает у работников делопроизводственных служб при регистрации входящих писем, и особенно, - ответов из судов различных инстанций. Представьте ситуацию: поступает конверт из суда, допустим, Карымского района. Представитель администрации колонии вручает его осужденному, тот расписывается в получении, и все – функция сотрудников исправительного учреждения на этом заканчивается. А дальше события развиваются по достаточно традиционному сценарию: осужденный узнает из письма, что решением суда ему сокращен срок наказания, и на свободу он должен выйти, к примеру, не в 2017, а в 2016-м. Естественно, - по этому поводу безмерная радость и ликование, сопровождаемые приступом забывчивости. - Мы не исключаем, что осужденный решит, будто администрация колонии в курсе этого судебного решения, и не потрудится поставить в известность сотрудников учреждения либо просто забудет это сделать, - объясняет Людмила Северюхина. – В результате, срок отбытия наказания осужденный и руководство колонии будут исчислять по-разному. И хорошо, если у заключенного к моменту освобождения сохранится этот документ. А если нет? Тоже самое касается и ответов из надзорных органов, обязывающих администрацию исправительного учреждения устранить какое-либо нарушение в связи с жалобой осужденного. - Одно дело, если осужденный ознакомит нас с этим ответом, и мы примем меры, а если он намеренно скроет такое решение прокуратуры? Для руководства колонии это обернется наказанием за невыполнение требования прокуратуры, - добавляет Людмила Владимировн. Практикуют суды, особенно, районные, и такую форму переписки со спецконтингентом, когда в общий почтовый конверт упаковываются решения по обращениям сразу нескольких лиц, отбывающих наказание в одной колонии. Письмо в итоге вручается адресату, чья фамилия указана на конверте, а уже он, если посчитает нужным, передает «начинку» остальным получателям. - В результате началась полная неразбериха: мы не знаем, кто из осужденных, направлявших обращения, получил ответы, а кто нет. И, главное, не можем даже посоветовать ему, как быть дальше: возможно, стоит писать повторное обращение, а, возможно, - следует выяснить у других заключенных – не завалялась ли у них бумага на его имя, - рассказали на семинаре работники канцелярий учреждений УФСИН. Вот и получается, что закон, который изначально принимался в интересах заключенных, может принести им не столько пользы, сколько проблем. Отдельный пункт – работа с ответами, поступающими лицам, находящимся под стражей. В ситуации правовой коллизии оказались сотрудники следственных изоляторов, которые не могут разобраться, - нормы какого из законов им следует соблюдать. Так, согласно ФЗ № 103 «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», ответы на предложения, заявления и жалобы объявляются (!) подозреваемым и обвиняемым под расписку и приобщаются к их личным делам. Тогда как обновленный Уголовно-исполнительный кодекс не позволяет им не только «объявлять» содержание ответа, но даже вскрывать конверт, поскольку это может быть расценено как цензура. - Существует также Инструкция о работе специальных отделов (групп) исправительных, воспитательных колоний и лечебно-исправительных учреждений, в которой четко прописано, что ответы под роспись объявляются осужденным и выдаются на руки, а копия приобщается к личному делу, - добавила Людмила Северюхина. – Как в итоге быть с требованиями этих документов, - игнорировать или соблюдать? И как вести личные дела?
РАЗЪЯСНЕНИЯ БЕЗ ЯСНОСТИ
С этими же самыми вопросами Управление ФСИН по Забайкальскому краю уже дважды обращались в региональную прокуратуру – рассчитывало получить разъяснения по поводу алгоритма действий при регистрации обращений. Однако, отмечает начальник секретариата Управления, ответы, полученные из надзорного органа, особой ясности не внесли. К примеру, в прокуратуре края сотрудникам уголовно-исполнительной системы посоветовали опираться на упомянутый выше 103-й федеральный закон при работе с поступающими в следственные изоляторы ответами из судов. А также напомнили делопроизводителям из УФСИН, что «Главами 46-47.1 Уголовно-процессуальным кодексом на орган или учреждение, исполняющее наказание, возлагается обязанность обеспечить контроль исполнения принятого судом решения». При этом и тот и другой подчеркнули, что все конверты, проходящие через канцелярию в закрытом виде, цензуре не подлежат и могут быть вскрыты только в порядке исключения. - Получается, прокуратура косвенно указала на то, что мы можем вскрывать конверты, поступающие из судов? – пытались понять приехавшие на семинар работники канцелярий. – Или все-таки нет? Продолжавшееся несколько часов заседание, к сожалению, так и не позволило дать ответы на многие «цензурные» вопросы. – Сейчас мы ожидаем разъяснений из правового управления ФСИН, возможно, оно станет нашим спасением, - подытожила Людмила Владимировна. Кроме того, участники семинара решили обратиться с запросом к председателю Президиума Совета общественных наблюдательных комиссий за местами принудительного содержания граждан Марии Каннабих, а также вынести этот вопрос на рассмотрение Общественного совета по проблемам деятельности УФСИН по Забайкальскому краю.
Пресс-служба УФСИН